Исса, сестра Таволжанки
В сельском доме культуры проводили детскую ёлку. Мартемьяновы - семья небогатая, но малышню свою собрали на праздник не хуже других. Пришли. И было счастье: ёлка до потолка, музыка до неба, а вон там - красный мешок подарков. Миша и Гриша кричали: «И мне! И мне!».
«Вам не положено, - вежливо сказали работники администрации. - Не прописаны вы у нас». Стойкий трёхлетний Гриша не плачет, даже когда ему делают уколы. А пятилетний Миша собрался было, но папа метнулся в магазин, купил два кулька и сунул в мешок Деда Мороза…
Мартемьяновы - семья особая. Отец - художник, пишет иконы и делает дизайнерскую работу. Заказов у него в деревне Алексеевка понятно сколько, даже при помощи друга-компьютера с тормозным Интернетом. Ещё он - тренер спортшколы с зарплатой 7 тысяч рублей. Мама по диплому инженер-строитель, по жизни - увещеватель, утешитель, вытиратель носов, прачка, уборщица, кормилица. На плите две кастрюли, на пять литров и на десять. А как вы хотели, семья - одиннадцать душ, девять из которых - детские, быстро растущие. Любимая еда - селянка. За день ведерная кастрюля вычерпывается до дна. К вечеру не остаётся ни капли. Давеча Петя с Фёдором разбудили в два часа ночи: мам, есть хотим. Пошла на кухню резать батон.
…С лёту, конечно, не всё в чужой семье поймёшь. Почему так часто переезжают с места на место, почему огородик маленький – на столько-то ртов, почему, почему… Но это - линии второстепенные. Главная же вот: девять весёлых, добрых, замечательных детей, семь мальчиков и две девочки, которых они родили и растят с умом и заботой. Каждый отвечает за того, кто слабее и ниже ростом. Даже Миша, когда старшие уходят в школу, автоматически становится наставником Гриши: сажает на горшок, кормит кашей, включает мультфильм, водит на речку Таволжанку, мелкую, чистую, что течёт прямо за огородом.
Когда Елена Васильевна покупает на рынке, где подешевле, очередную партию трусов и маек, южные продавцы спрашивают: сколько у тебя мальчиков (девочек почему-то в расчёт не берут)? Отвечает: семь. «Твой мужчина решил на небо попасть?!» – восклицают продавцы. И дают ей большие скидки.
Но пока что под ногами земля. До недавнего времени - только чужая. Теперь есть и своя. Просили её долго. О, сколько порогов обито их ногами… Обращались и к прежнему губернатору Артякову. «Ждите принятия закона», - коротко сказали Мартемьяновым.
А потом в Борское приехал Меркушкин, объявили, что будет собрание. «Да разве попадёшь, - засомневалась Елена. - Кто ж нас туда пустит»? «Прорвёмся», – сказал ей Андрей. Но когда пришли, оказалось, что губернатор приказал пропустить в зал всех желающих. Народу было много, вопросов ещё больше, и всё-таки Елене удалось задать свой, безнадёжный: семья многодетная, жить негде, можно ли когда-нибудь рассчитывать на участок и дом?
«Сколько детей? Девять? Участок дадим. На дом выделим средства из резервного фонда», - сказал Николай Иванович.
...В тесной комнатушке с низкими окнами на кроватях, кроватках, старом диване, ветхом диванчике, самодельном лежаке спали дети. Даша - отличница медучилища. Ещё один с комплексом отличника - старшеклассник Петя; с комплексом троечника, но большой знаток Брэма, любитель биологии, будущий ветеринар (Мухтара с улицы домой привёл) Коля; большой (на пять килограммов родился) добродушный увалень Симеон; маленький, юркий - все шишки его, то с качелей упал, то собака укусила - Фёдор; с твёрдым характером и русой косой девятилетняя Василиса; мудрый первоклашка Ярополк и мелочь - Миша и Гриша…
«Неужели»? - посмотрев на них, заплакала мать.
3 марта губернатор Николай Меркушкин поблагодарил Елену Васильевну Мартемьянову (впервые за двадцать лет великих её семейных трудов) и вручил знак отличия «Материнская доблесть». А днём раньше на специальный счёт пришёл первый транш из выделенных на дом пяти миллионов рублей.
«Не может быть!» - такой была первая реакция окружающих.
Ещё как может.
…В мордовской деревне Верхиссы, в старом небольшом доме, Мария Максимовна и Иван Яковлевич Меркушкины тоже растили большое семейство, умное и работящее. Николай с десяти лет работал в колхозе за трудодни. Десятки раз за день вёдрами наполнял водой из речки огромную бочку-водовозку. С тринадцати лет работал косарем, сначала в молодёжной бригаде, а потом - наравне со взрослыми мужиками. Этот труд в деревне, если кто не знает, считается самым тяжёлым. А в шестнадцать сел на комбайн. Поздним вечером после тяжкой страды бежал купаться в Иссе, не очень мелкой, но чистой речке, что текла внизу, за огородами.
…Ночью лунная дорожка двигалась из одного угла избы к другому, гладила русые косы девочек - Раисы, Веры, Зинаиды, Люси и мальчишечьи вихры Саши, Ефима, Николая, Ивана… Мама не знала тогда, кто станет строителем, кто - инженером, врачом, учителем. «Выросли бы людьми». Выросли. И память о том, как жили, не потеряли.
В начале девяностых разруха накрыла Мордовию с головой, встали заводы, бандиты хоронили своих главарей, перекрывая движение на главных улицах Саранска, люди не получали зарплаты, власть менялась со скоростью движения света, а вернее - наплывающей тьмы, митинги фонтанировали демагогами, под шумок бескрайней демократии шустрые люди за бесценок скупали всё (даже республиканский дворец культуры - под барахолку). В это время Николай Меркушкин полгода был безработным. Жили с двумя детьми на зарплату жены, работавшей фармацевтом.
Что такое теснота и безденежье - знает. Что такое есть не досыта - тоже. До сих пор самая любимая еда – мамина, праздничная – пироги, вприхлёбку с молоком из большой чашки.
Тогда, в детстве, к вечеру тоже не оставалось ни крошки.
Подъёмная сила
...В Самару из Саранска Николай Иванович уехал внезапно. Журналисты узнали в последний момент, на ходу прыгали в машины, мчались в аэропорт. Только бы ещё не улетел. Нет, самолёт на взлётке. После короткого интервью - с дружным горьким упрёком: «Николай Иванович, как же так»? - «Я ещё приеду. Всё объясню».
Приехал на инаугурацию нового главы республики. Когда зашёл в красивый, его руками, среди великого множества прочего, построенный оперный театр, зал взревел. Ведущие растерялись. Битком набитый зал (знали, что он приедет) стоял, аплодировал, до боли отбивая ладони, и успокоить людей было невозможно. Меркушкин прижимал руки к сердцу, показывал залу: садитесь! Зал стоял. «Прошу вас»! Это был первый случай, когда родная республика не хотела его слышать. Микрофоны глохли в грохоте аплодисментов. «Очень прошу»! Люди сели.
– Я уехал в Самару по просьбе президента. Я не мог ему отказать. Вы знаете, сколько он сделал для Мордовии.
Люди согласно кивали головами - знаем. Камеры местных каналов растерянно искали оптимистичную картинку. С общими планами было нормально, а на крупных в кадре были лица, по которым текли слёзы.
Я знаю, что некоторых, а может быть, многих в Самаре раздражают параллели с Мордовией. Сколько можно – они хорошие, а мы плохие, надоело! Вот что должна на это сказать: скоро Самарская область будет не просто хорошей, она будет лучшей в стране. У Самары есть не сопоставимый с Мордовией экономический потенциал. У неё сейчас есть Меркушкин. Он очень сильный, он очень умный человек. Он точно знает, куда и как надо идти. Правда, есть одно жизненно важное условие. Без людей, живущих здесь, он не сможет сделать для Самарской губернии ничего. Для успеха безоговорочно необходима третья составляющая – вы. Ваша воля и ваша вера.
Чтобы верить человеку (это страшно важно, это основное сейчас, это начало всего - чтобы вы ему верили), надо понимать - кто он такой, откуда пришёл, через что прошёл, из чего вырос. Почему только он может придушить самарских воров и бандитов (мордовских придушил – всех!), встряхнуть всех бюрократов и лодырей (мордовских – см. выше).
Надо знать и главную подъёмную силу, при помощи которой Николай Иванович вытащил из ямы Мордовию. И при помощи которой может поднять и поднимет сегодня Самару. Эта сила заключается в словах, очень простых и до неприличия шаблонных: отношение к человеку. Можно и к людям – но не к толпе, а к сообществу, состоящему из конкретных имён, лиц и судеб. Почему шаблонных? Да затаскали мы эти слова по отчётным докладам, опустили до лозунгов, замызгали. А он поднял, отмыл и сделал своим смыслом жизни.
В Мордовии (я продолжаю «кто он такой») есть Зубово-Полянский район, и в нём село Вадовские Селищи. Несколько лет назад там оказалась Лена Ежова со своим сыном Сашей. Лена – не потому что молода, а потому что так было записано в туркменском варианте паспорта времён СССР. Во времена, не к ночи будь помянута, перестройки приехала Лена в Россию и мыкалась тут без документов, потому что серпастый молоткастый очень скоро стал недействительным, а другой не давали. Говорили, что нужна справка об отказе от гражданства Туркмении. А туда или в посольство в Москве невозможно было выехать (да ещё жить там неделю, стоять в очереди) по причине крайнего, безнадёжного, беспросветного безденежья. Мотались с Сашей по дальним родственникам, по разным краям, были в том числе и в Самаре. Потом приехали в Мордовию.
Здесь в одной из поездок их встретил Николай Иванович Меркушкин. Как живёте? Да как… прополола у соседки огород - насыпали в фартук огурцов. Сегодня не голодны. Поработала нелегально (паспорта же нет) дояркой в колхозе - налили литровочку молока. Опять мы с Сашей сыты. Саша как подпольщик (паспорта нет) заканчивал школу. Главный книгочей сельской библиотеки. Худой, ключицы торчат, глаза серые, огромные. О чём мечтаешь?
В армию пойти. Но сказали, что не возьмут. Почему? Да паспорта же нет!
Какая-то добрая душа пустила Ежовых на жительство в брошенный домик на курьих ножках. В полу щели в два пальца. На старом столе телевизор. А что это у вас телевизор какой-то странный? Лена, поправив седую прядку: видите ли, мы его с помойки притащили. Внутренностей нет, но корпус целый. Всё будто бы мебель, как у людей. Лена пишет стихи о природе, у неё есть воображение. Она может себе это представить.
На следующий день хозуправление главы республики погнало в Вадовские Селищи «газель» с телевизором, десятитомной энциклопедией для Саши, куском ковровой дорожки – прикрыть щели в полу и коробкой продуктов: сыром, колбасой, маслом…
Хлопоты о Ежовых (справки, акты, запросы – о-о…) взяли на себя уже чиновники (это в Мордовии далеко не всегда слово ругательное). Лена получила паспорт, а с ним и пенсию. А Саша ушёл в армию, на флот, и прислал маме фотографию бравого парня в тельняшке. Лена повесила её на стену нового домика.
Дело в том, что в десятом году, когда полыхали лесные пожары, чужая избушка, в которой жили из милости Ежовы, сгорела дотла вместе с домами половины деревни. Сами из огня еле живые выскочили. И остались на головёшках. Прописки у Лены в том домике не было, прав собственности тоже. Но Путин приезжал на пожарище и сказал: помочь всем пострадавшим максимально, без формализма и бездушия. Не знаю, как его поняли в других областях. В Мордовии Лену включили в список новосёлов. И построили небольшой, но собственный дом. Мордовия – не единственная ли из всех пострадавших тогда регионов, обеспечила новые дома сельских погорельцев не только горячей-холодной водой, тёплыми туалетами-ванными, но и всей бытовой техникой, мебелью, одеждой, посудой – всем необходимым для нормальной жизни человека.
Это одна история из многих и многих, и многих. Тогда в областной газете вышло интервью Меркушкина: «Почему я стою рядом с Леной Ежовой». А правильнее был бы заголовок – почему за годы его руководства Мордовией тысячи, сотни тысяч таких же, как Лена, простых людей встали рядом с ним. И как встали…
Есть у мордвы праздник, называется «Раскень Озкс». Возле села Чукалы на поляне погребены останки воинов, погибших при защите родины от ногайцев. На протяжении веков к братской могиле съезжались потомки воинов и бросали на неё горсть земли. И спустя сотни лет здесь вырос курган. Сейчас на празднике вокруг него, крепко взявшись за руки, идут тысячи человек, просят у Бога света и добра.
Курган высокий, с вершины его далеко видна вокруг родная земля. Люди думающие и дальнозоркие разглядят и Москву. И Москва их увидит, как не заметишь надёжный, крепкий регион, где нет разброда, а есть чёткое понимание своей цели и интересов страны.
…Традиция эта была во времена разрухи забыта. Меркушкин её возродил. Если вы думаете, что дело только в национальности, то неправы: русских в этом сплочении едва ли меньше, чем мордвы. А всего в республике русских и представителей других национальностей вообще чуть ли не 70 процентов. Дело не в пятой графе. Дело в идее: идти к своему свету, к добру для своих детей - крепко, сильно, надёжно взявшись за руки.
Когда на выборах Мордовия давала 96 процентов явки, 93 процента – «за», со стороны кричали: как же так? Обыкновенно. 72 села, увидевшие новую жизнь, газ, дороги, скоростной Интернет в сельской школе, хорошую больницу, новый спортзал, дали сто процентов явки и сто процентов «за». Потом городские и другие деревенские (понятно, что не везде же ещё всё хорошо) разбавили немножко это абсолютное единодушие.
И хорошо, что разбавили, а то, говорю же, крику было со стороны (до сих пор некоторые кричат)… Не каждый хотел вникать. Не каждому вникать было выгодно.
К слову сказать, рядовые коммунисты в абсолютном своём большинстве всегда были на стороне Меркушкина.
Эта картина кому-то может показаться пасхальной. И потому в неё надо внести объективные поправки. В общем и целом на доброго милого дедушку (кроме как для внуков, конечно) Меркушкин похож меньше всего. Были случаи, что мужики, начальники, у него в кабинете в обморок падали. Украл, схалтурил, не сделал, не проконтролировал, решил, что не твоя сфера, «ой, забыл» – держись, мало не покажется. В другой раз не забудешь и функции свои расширишь в радиусе десяти километров от порученного дела. И непорученное подхватишь, потому что обязан думать и заботиться о людях. Ещё и потому не забудешь, что система заработной платы каждого чиновника и доходов района прочно связана с качеством работы администрации.
Меры к чиновникам, работающим «до сих, а там уже не моё», Меркушкин применяет очень жёсткие. И республиканская, и местная власть очень хорошо это знали. Поэтому стараются (система осталась) использовать все рычаги для улучшения жизни людей на своей территории. В этой формуле и экономика, и благоустройство, и строительство детсадов, и ветеранское жильё, и многое-многое другое.
Уже достаточно широко известно сравнение. Огромная Самарская область два года назад выдала ветеранам войны 2,4 тысячи жилищных сертификатов. Небольшая Мордовия к этому времени - 7,2 тысячи. Здесь ветераны судились с властью, отстаивая свои права на жильё (при том что деньги на него шли безлимитно - федеральные!), а там - власть организовала чёткое бесплатное юридическое сопровождение всем ветеранам, у которых были проблемы с получением сертификатов, чтобы через суд (суд шёл навстречу) решить вопросы быстро и без нервотрёпки. В Саранске фронтовикам построили целый квартал комфортных, красивых многоэтажек на улице, между прочим, имени Победы.
Домищи, дома, домушки
Когда идёшь по Самаре, а пуще того, когда вглядываешься в заволжскую даль, видишь: вот домищи, вот дома, а вот и домушки… Стены покосились, окна мутные - как очки в роговой оправе на морщинистом лице. Так и хочется привязать к дужкам старую резиночку… Люди, которые там живут, сидят вечерами на старых лавочках, смотрят телевизор, слушают про задачи и показатели, обсуждают с соседями: не совпадает окружающая среда с большой политикой…
В Самарской области без жилья сегодня 1720 детей-сирот. В этом году квартиры получат свыше 300 человек. Как было раньше? До недавнего времени (закон это позволял) сиротам давали не жильё как таковое, а «квартирные» субсидии. Как субсидии? Они же детдомовские, жизни не знают, их же обдурит любой, деньги выманит!
А обманутые дольщики? А проблема домов - исторических памятников? Самара - город славный, огромный, такого исторического центра нет, наверное, больше ни в одной областной столице. Но нет - не только по красоте (тут уж ничего не скажешь), но и по крайней запущенности, ужасному состоянию зданий.
Не так давно видела в Самаре перекошенную гнилушку. На тёмных от грязи и старости окнах было крупно написано: «Здесь живут люди». Сначала подумала, что вызов власти: смотрите, в каких нечеловеческих условиях живут люди! Потом поняла – это отчаянная просьба. Осторожно, не заденьте, не раздавите, не подожгите, пожалуйста, войдите в положение: здесь всё ещё живут люди …
Идёт спор. Некоторые знатоки и ценители культуры настаивают: во что бы то ни стало надо сохранить весь исторический центр города полностью – какой есть, абсолютно все здания, попавшие в список архитектурных памятников. Если вот только подремонтировать. Николай Иванович соглашается: сохранить обязательно надо, но разобравшись с каждым зданием. Где действительно история - под хорошую качественную реконструкцию, а где для «заработка» чиновника дом в список включён, чтобы при исключении из списка на нём нажиться, - под бульдозер. Где совершенно невозможно уже людям жить - тоже. И строить на этом месте, в этом же историческом стиле, красивый, новый, удобный для жилья человеческого дом. «Всё проверим, – сказал Меркушкин. - Разберёмся детально, позовём экспертов».
И что вы думаете? Не на сносе, так на экспертизе срубим денежку. Быстренько прибежали эксперты, с предложениями - от 30 до 300 тысяч за заключение по деревянной избушке на три семьи. Да она новая, при Керенском, столько не стоила!.. И так почти на каждом шагу. Трудновато приходится губернатору. Но от генеральной линии Меркушкин не отступает. Помните? При решении любой проблемы главное - люди. С конкретным именем, лицом и судьбой.
…Одно из многих таких старых зданий - дом на Ленинской, 76. Снаружи несколько резных, причём трафаретных (Третьяковка не плачет), треугольников под карнизом. Прикрученных, между прочим, для безопасности, чтобы не грохнулось на голову, проволокой. Такая же культурная ценность по бокам балкончика. Снизу балкон давно подпирают страшные ржавые трубы. Обшивка щетинится серыми, честным словом прибитыми досками. Там, где они разошлись, из щелей сыплется тёмная, источённая жуками труха.
Внутри почти вертикальная лестница на второй этаж, ступени изъедены миллионами шагов. Осторожнее, у нас тут до войны женщина упала, убилась насмерть. До какой войны? До Отечественной. До гражданской и в революцию тут не знаю кто жил. Озираюсь. Достоевского можно снимать без декораций. Маргарита Петровна заводит меня в коммунальную кухню. А здесь без затрат на художников можно экранизировать Зощенко. Три грубых стола, газовая плита эпохи нэпа. Вода течёт из медного крана, глухо проваливаясь в ржавую преисподню старой раковины. Здесь её не выключают. Привычка. Зимой, если кран повернёшь - вода замерзает. И газ в холода горит круглосуточно, иначе на полу лёд придётся топором рубить.
А это что? Полметра на полметра среди кухни отгорожен высокий фанерный ящик. Так это у нас туалет. Э-э… Простите, но если кто-то на кухне, а сосед в это время … «Мы уже давно не люди, - машет рукой Маргарита Петровна. - Не стесняемся. Другого боимся, когда ветер сильный - дом скрипит, доски стонут, как бы нам всем тут заживо»…
Маргарита Петровна - полпред своего брата, хозяина квартиры номер один. Владимир Петрович Михайлов, 71 год, ветеран труда, механик швейного оборудования фабрики «Красная звезда», стаж работы 42 года. Веру во власть потерял давно: никто не поможет. «Ни-кто»! - чертит он в воздухе крест.
«Да не слушайте вы его, - тащит меня за рукав Маргарита Петровна. - Меркушкину надо письмо написать».
Жильё без жулья
До Николая Ивановича в адрес губернатора приходила 21 тысяча писем. В 2012 году их было 25, в прошлом году – уже 50 тысяч. Половина всех писем – проблемы жилья и ЖКХ, тесно с жильём связанные. Надо честно сказать, что все их сразу решить, к сожалению, нельзя, потому что проблемы эти насколько позорные для богатого региона, настолько и запущенные.
Одна деталь. Мошенники из департамента управления имуществом Самары оформляли на покойников квартиры, купленные бюджетом для переселения людей из аварийного жилья. И затем его продавали. Ущерб государству (и людям, оставшимся в трухлявых домах) составил более миллиарда рублей.
Ещё одна: только в первый год губернаторства Меркушкина простой пересчёт смет только по ряду (не всех) только крупных строительных объектов вернул в областную казну почти 4 миллиарда рублей. Это страшная сумма.
Сколько же всего нагло украли у людей, у бюджета, а значит, и у населения области на самарских стройках за последние годы до Меркушкина, узнать, наверное, уже и невозможно.
…Остро, с крайней степенью необходимости, нуждается в жилье 121 тысяча семей. 28 процентов населения не могут купить его без поддержки государства. Строительные фирмы задрали цену квадратного метра до 52 тысяч, причём при низком качестве строительства и благоустройства территории. Почему? Многое раньше сходило с рук. В министерстве строительства, когда на пост заступила новая команда, одним из первых ярких впечатлений стало посещение некоего гражданина, который поставил на стол портфель и деловито спросил: «Раньше мы в этот кабинет три процента носили, а теперь куда?» Меркушкинские изумлённо посмотрели на него и сказали: «Пошёл вон!» «Не понял, - растерялся гражданин, - куда пошёл, какой номер, на каком этаже?»
…Так вот, свыше 17 тысяч самарских семей живут сегодня в аварийных домах. 77 тысяч – в коммуналках. Это сейчас. Но есть очень серьёзный прогноз: более половины жителей области живут в квартирах, которые через пятнадцать лет начнут массово (еще раз – массово!) выбывать из эксплуатации. Если сейчас над этой проблемой не работать, то дети и внуки нынешних жителей губернии будут обречены становиться бомжами. И это не страшилка, а абсолютно возможная реальность.
Против неё команда Меркушкина выставила сейчас программу жилищной политики области, рассчитанную до 2020 года. Проблем в её реализации очень много. Несколько примеров. Чтобы снести гнилушки, подвести коммуникации, построить новое жильё, расселить людей лишь в пяти кварталах города, нужно более 12 миллиардов рублей. Это очень большие деньги. А таких кварталов только в областной столице многие десятки…
Один из первых шагов: область и Самара решили «сложиться» на переустройство исторической части города, на срочное переселение самого плохого, фактически угрожающего здоровью и жизни людей жилья. 500 миллионов город и 1,15 миллиарда - областной бюджет. Область свою долю внесла. Город практически к середине июля - нет. Почему? Документы нужные не оформлены. А лето уже к закату, основной строительный сезон заканчивается. Значит - что, год насмарку? И опять такие проблемы на каждом шагу.
Тем не менее, в прошлом году область построила жилья на 10 процентов больше, чем за предыдущий год. За первое полугодие этого года - уже в полтора раза больше. С последнего места в ПФО поднялись в первую тройку регионов.
В ближайшие годы Москва (рабочая встреча Меркушкина с Путиным) даёт Самаре 3,5 миллиарда рублей только на инженерные коммуникации жилья эконом-класса. В 2013 году область построила 1,6 миллиона квадратных метров жилья, в 2020-м цифра планируется такой: 3,4 миллиона квадратов, в основе своей - как раз доступного, недорогого. Но, зная Николая Ивановича, предполагаю, что на самом деле квадратов будет гораздо больше. И чем больше его будет, тем меньше будет спекулятивная составляющая цены. Программа предусматривает к 2020 году снижение стоимости квадратного метра на 20 процентов. Так вот. Знай наших.
Уже сейчас в два раза увеличено финансирование программы жилья для молодых семей, в несколько раз - жилья для сельских специалистов. Началось строительство недорогого арендного жилья для рабочих, инженеров, бюджетников.
Защита Ярополка
Цифр ещё много. Но остановимся пока. Полоса газетная кончается, а мне ещё надо вернуться к Мартемьяновым. Область берёт под опеку многодетные семьи. Сначала - такие большие, как у Андрея и Елены. Затем - поэтапно - и остальные. К Мартемьяновым Николай Иванович в ноябре собрался на новоселье. Местная власть про это, наверное, не слышала. А если слышала, не понимает, что требования очень (очень и очень!) внимательного отношения к нуждам людей, опеке социально незащищённых людей в губернии нынче совсем не те, что два года назад.
Помните, когда на счёт двухэтажного дома Мартемьяновых пришёл первый транш? 5 марта.
16 июля Андрей пошёл показывать мне стройку. Я оглянулась: где? Да вот же, траншеи под фундамент в земле вырыли. И всё?! И всё. Оглянулась: степь да степь кругом, ни строителей, ни начальников, ни куратора стройки… А он есть вообще - куратор? Да нет, единственное вмешательство местной власти состояло в том, что запретили проектировать в доме две гостевые комнаты (Мартемьяновы затеяли было развивать этнотуризм), нецелевое, сказали, использование. И вот ещё. Семья хотела построить дом хозспособом. Помните - по образованию Елена инженер-строитель, да и друзья вызвались им помочь. Шире бы вышел дом, выше и дешевле, может, и на конюшни хватило бы. На какие ещё конюшни?!
«Всё-всё», - отступили Мартемьяновы. «Ох, - сказала Елена, - потаскали нас по комиссиям, попили нашей кровушки»…
Раньше жили они в Отрадном. И были у них там кони. Не лошади, а именно кони, потому что Андрей - казак (и если бы вы видели, какая они с Еленой красивая, статная пара. Григорий с Аксиньей, не меньше). Была у них там школа патриотического воспитания - «Кречет». Пять коней стояли на конюшне в ближнем селе: белоснежный Транзит, Меломан, Синица, Буян и Карамель, сын Синицы. Джигитовка с элементами казачьего перепляса, спортивное метание ножа (Андрей чемпион России среди юниоров), беседы у костра. О чём? Ну вот, например: казачью и военную форму нельзя надевать ни юноше, ни мужчине, ни старику - без понимания и чувства Родины, иначе он будет наёмник. Или: село или город, где ты живёшь, - это не населённый пункт, это твоя часть России.
В три смены в казачью школу «Кречет» ходили заниматься около сотни детей, в том числе и неблагополучные, взятые Андреем из списка комиссии по делам несовершеннолетних. Мартемьяновы положили на стол большой горкой 45 почётных грамот, следом из кладовки с грохотом вывалился плакат из той, отрадненской жизни, из «Кречета»: алыми буквами по белому полю - «Честь имею» …
Грамот было много, денег мало. Однажды в засуху у них закончился овёс для коней. «Что делать»? - метался Андрей по Отрадному. В эти дни Лена родила Ярополка, на книжку ей перечислили 8 тысяч «детских». На них и купили овса. И продолжилась жизнь.
…Когда коней отравили, дольше всех мучилась Синица. Не за себя боролась - за жеребёнка, который должен был родиться на днях.
Андрей месяц не приходил домой, жил в конюшне. Детям до сих пор не сказали, что коней больше нет. Они думают, что кони в Отрадном, у друзей, и просятся их проведать.
Когда Андрей пришёл наконец домой, они собрали узлы и уехали из Отрадного в Борское.
Детей девять душ… Чем кормить? Задумали два проекта: этнотуризм (но там ещё разогнаться надо) и более земное - разведение овец и зааненских молочных коз. Первую, маленькую Катьку, уже купили.
«Никогда, - сказал Андрей, - не было такого состояния, как сейчас, когда мы видели бы перспективу и понимали бы, что надо делать».
Разогнались было на субсидии (при Николае Ивановиче пошли вовсю нацпроекты, поддержка фермеров и предпринимателей). Разогнались, да споткнулись. Помните, почему не дали Мише с Гришей конфет на празднике? Прописки местной у детей нет. Вот и для получения субсидии для родителей нет её же. Точка.
Интересно, какого возраста люди, которые её поставили?
Вы знаете, что величина пенсии железно привязана не только к величине заработной платы? Ещё более она зависит от количества рабочих рук. Оптимальное соотношение: 3 работника – 1 пенсионер. Сегодня в стране на 1 пенсионера приходится 1,7 работника. Недостающих 1,3 мы в смутные времена не родили, не воспитали. Не поставили на крыло. Мартемьяновы эту брешь закрывают. И по большому счёту решают главнейшую для России государственную задачу. Что в ответ?
У Лены Ежовой паспорта не было, гражданства не было - помогли! А тут - просто штамп. Штамп просто - при любой райцентровской общаге. Не понимаю я такую местную власть. И скажу на это только вот что: ужо дождётесь вы, господа, Меркушкина на новоселье.
…А мечта о новых конях у Мартемьяновых осталась, хотя те - незабвенные… Вот построим дом, вот возродим «Кречет»…
Степь вокруг полынная, горькая, солнце палит, ветер гладит горячим крылом сухую траву. Прикрыв глаза рукой, Андрей показывает: вон граница нашего участка, на границе села. Я помню, помню - твоей части России.
Все дети Мартемьяновых первое слово говорили такое: «папа». Когда родился Ярополк, Елена сказала: ну может, хоть этот «мама» произнесёт. Э-э, судьбу не обманешь. Имя-то какое сыну дали?
У отца есть в доме настоящая стальная казачья сабля. А у Ярополка - детская, пластмассовая. Он взмахнул ею и сказал своё первое слово – «Засисяйся!» Отец засмеялся и ответил: «Запомни, сынок, первое правило: мы - те, кто сам защищает, землю свою и людей».
В маленькой тесной кухне, заставленной кастрюлями и детскими горшками, это прозвучало совсем не пафосно. Как если бы отец сказал, что нужно мыть руки перед едой. Простые слова. В сущности, практически те же, про человеческое отношение к человеку – основу доверия, понимания и сплочения власти и народа, которые говорит губернатор. Получается, что они уже вместе стоят на одном рубеже – маленький Ярополк и большой Меркушкин. Я тоже здесь. И уже многие тысячи тех, кто хочет добра своей родной земле. Становитесь, пожалуйста, рядом.